 «Мы за свои цены отвечаем»
Санкт-Петербургская международная товарно-сырьевая биржа (СПбМТСБ) была основана восемь лет назад. Ее акционерами стали крупные компании, в том числе нефтяные, поставившие задачу создать организованный товарный рынок и прозрачный механизм формирования цен на сырьевые товары. В прошлом году на СПбМТСБ было продано около 8% произведенных в России нефтепродуктов, были запущены торги газом. Главная задача этого года – начать торговлю фьючерсами на Urals, что должно освободить российскую экспортную нефть от привязки к ценам на нефть Brent и сформировать рыночную цену на нее, рассказывает президент СПбМТСБ Алексей Рыбников.
Нефть
– Как идет работа над созданием нового биржевого инструмента – поставочного фьючерса на российскую экспортную нефть?
– По поручению президента Российской Федерации к 1 июня должен быть утвержден план мероприятий по запуску поставочного контракта на российскую экспортную нефть. С организацией самой биржевой торговли проблем нет, поскольку нефть – один из торгующихся на бирже инструментов, но всех интересует, как будет работать связка: проведение операции на бирже – физическая поставка. Здесь есть моменты недопонимания со стороны будущих участников торгов. Мы стараемся донести главную мысль – при работе на бирже механизм поставки будет таким же, как сейчас. Никаких изменений при получении экспортных графиков и формировании поставок не произойдет. Возможно, появятся нюансы по срокам утверждения графиков, но специального режима под заключенные на бирже сделки не будет. Сейчас главная задача компаний, на наш взгляд, – заниматься созданием новых компетенций и развитием подразделений, которые будут уметь не только торговать, но и понимать всю процедуру организации и обеспечения биржевых сделок.
– Когда успеете запустить?
– Запустить к концу года – это реалистичный прогноз.
– Как это будет работать?
– Допустим, вы пришли на биржевые торги, открыли позицию, т. е. купили или продали контракт. Срок обращения фьючерса истекает 15-го числа каждого месяца, предшествующего поставке нефти. Биржа допустит до выхода на поставку только те компании, у которых есть место в экспортном графике и договор с «Транснефтью». Если этого нет, компания, заключив на бирже сделку, не сможет размахивать договором и говорить, что в соответствии с постановлением правительства № 218 о недискриминационном доступе к трубопроводу ей обязаны обеспечить прокачку. Система будет иной, и нам здесь требуется взаимодействие с «Транснефтью» и обмен информацией.
– Если компании, не имеющие договора с «Транснефтью», хотели бы торговать на бирже, они смогут это сделать?
– Если нет договора, торговать, конечно, смогут, но на поставку выйти не получится. Фьючерс – это прежде всего финансовый инструмент, его можно продавать и покупать без физической поставки. Конечно, мы заинтересованы, чтобы на этом рынке появились самые разные участники: и нефтяные компании, и финансовые игроки, и банки, и трейдеры... Все эти компании смогут использовать контракт для хеджирования рисков, зарабатывания денег, котирования цены и проч., но не смогут выходить на поставку, если их нет в экспортном графике.
– Со стороны финансовых игроков есть интерес?
– Все интересуются, задают вопросы, мы рассказываем, как это будет работать. Но даже когда будет запущен инструмент, финансовый игрок сам не пойдет на поставку, если у него нет ни транспортной, ни логистической инфраструктуры и нет опыта совершения этих операций. Ему это просто не нужно. Другое дело, если кто-то сознательно попытается воспользоваться ситуацией и, заключив на бирже сделку, потребует осуществить поставку, не имея места в графике. Я сразу говорю: это не получится.
– Как вы сможете им препятствовать?
– Механизм традиционный – так называемая поставочная маржа. По мере приближения даты экспирации контракта, например за две недели до истечения срока обращения фьючерса, биржа начинает увеличивать ставку обеспечения под открытые позиции, что означает рост суммы поставочной маржи, которую надо держать на счете.
– Поставочная маржа должна быть высокой, чтобы у игроков не появилось соблазна не исполнять договор о поставках?
– На разных биржах по-разному. Например, на Дубайской бирже она повышается в описанной ситуации до 100%. Я не думаю, что мы доведем до 100%, но процент будет значимым. Если компания заплатила поставочную маржу, но на дату истечения срока обращения фьючерса в графике поставок такой компании нет, поставочная маржа будет полностью использована для оплаты неустойки по договору поставки.
– То есть вы будете хорошо зарабатывать?
– Маржа будет источником покрытия расходов, возникающих у добросовестных участников. Что касается наших доходов, часть денег зарабатывается на организации торговли – это комиссионные доходы с каждой сделки, которые получают все биржи. Но самая значительная часть денег зарабатывается на посттрейдинге – на том, что происходит после сделки: клиринг, расчеты и т. д. Вот сейчас планируется слияние двух бирж – немецкой Deutsche Börse и лондонской LSE. Лондонская фондовая биржа от организации торговли акциями получает примерно 10% своих доходов, все остальное – это информационные услуги, расчет индексов, посттрейдинг и проч. С другой стороны, клиенты благодаря слиянию бирж начинают экономить на клиринге: позиции объединяются, не нужно в двух разных местах депонировать средства. По расчетам, слияние Deutsche Börse и LSE обеспечит $7–8 млрд экономии для клиентов. Понятно, что от объединения работы двух бирж дополнительных доходов тоже не будет, но произойдет сокращение расходов, синергия бизнеса и рост стоимости объединенной компании.
– Вы вели переговоры про ваш новый инструмент с иностранными компаниями и трейдерами типа Glencore и Vitol? Что говорят?
– Крупные иностранные трейдеры очень быстро понимают, о чем идет речь, им легко начать торговлю этим инструментом, потому что они так торгуют везде. Все они нам сказали одно и то же: сделайте правильный инструмент – будем торговать. От одного трейдера я услышал интересную позицию: «Не нужны торги сырой нефтью – зачем это делать, если и так все хорошо? Подумайте, зачем российским компаниям что-то делать, если их все устраивает? Зачем что-то переделывать, учиться? Ради чего – чтобы заработать лишних 20 центов на баррель?» Я тогда вышел с переговоров и решил: точно надо делать этот проект! Мы еще ничего не сделали, а люди говорят, что будет дополнительно 20 центов на баррель. Наверное, будет больше.
– А насколько больше, думаете?
– Мы думаем, есть за что побиться. Я могу назвать цифру на примере Дубайской биржи: можно добавить от 80 центов до $1 на баррель. Эта оценка была сделана несколько лет назад. Насколько дороже будет стоить Urals, решит рынок. Cколько стоит нефть? Сама по себе – нисколько. Нефть стоит ровно столько, сколько из нее можно произвести нефтепродуктов. Если оценивать через выход нефтепродуктов, то Urals – очень интересная нефть. Понятно, что возникает много нюансов: почему в каждый момент времени Urals по-разному стоит? Да просто так устроен механизм сбыта, и ты торгуешь по формуле против какого-то индикатора, который сегодня непонятно где и кто определяет. В рамках существующей модели ценообразования Urals стоит вот столько, но все справедливо только в рамках этой модели. Будет другая модель – все будет по-другому.
– Когда появится новая модель ценообразования?
– Не сразу. Запуск контракта не означает появления ценового эталона.
– Когда эталон может появиться и фьючерс на Urals начнет жить своей жизнью, независимо от котировок Brent?
– Фьючерс на Brent перезапускали несколько раз, прежде чем он взлетел. Дубайская биржа занималась торгами лет шесть, прежде чем заработал аналогичный механизм. Мы сможем быстрее это сделать.
– За три года?
– Да, это реалистично. Но рынок должен набрать ликвидность, люди должны начать признавать индикатор и его использовать.
– После появления поставочного контракта на российскую нефть изменятся отношения российских нефтяных компаний с международными нефтетрейдерами. Им же это не выгодно?
– Они будут зарабатывать на нашем контракте тоже. Если ты торгуешь физическими поставками Urals, желательно работать и с фьючерсом на Urals, чтобы хеджировать риски. Поэтому, конечно, они будут работать с этим инструментом, он им нужен. Ведь сегодня рынка фьючерсов на Urals просто нет.
– Это может внести коррективы в налаженную годами систему поставок энергоресурсов или разрушить ее?
– Ничего не разрушится. Кто сегодня является для российских компаний покупателями и контрагентами, они же и многие другие будут принимать участие в торгах на бирже. Каждая компания сможет применять биржевой механизм для своих целей, параллельно продолжая использовать все уже существующие формы торговли нефтью.
– Санкции и низкие цены на нефть не станут препятствием для запуска проекта?
– Наоборот, это даже помогло. Когда все хорошо, никого точно не заставишь что-то менять. А сейчас произошел сдвиг в мышлении – люди реально задумались. Когда нефть стоила $120 и скидка на Urals по отношению к Brent составляла $2 на баррель, никто не хотел ничего менять, но, когда цена упала до $30, а скидка осталась на том же уровне, мышление поменялось.
– То есть отношение компаний к биржевым торгам изменилось?
– Очень серьезно поменялось. Этот проект идет не только потому, что государство хочет его реализовать, компании действительно заинтересованы. Люди понимают – создание контракта и собственных трейдинговых компетенций поможет в бизнесе, понимают, что это нужно им самим. Компании большие и, конечно, медленные, поэтому требуется время.
– Льготы не планируются для компаний в рамках организации биржевой торговли нефтью?
– Компании говорили: дайте нам льготы. Но не понятно, на что такие льготы должны быть. Экспорт нефти – это же обычная поставка. Звучали аргументы: если мы будем должны продавать на бирже, цена опустится ниже. Но ты ничего не должен. На бирже ты должен продавать, если цена устраивает, но если не устраивает – не должен.
– На какой потенциальный объем торгов нефтью вы ориентируетесь?
– Классный вопрос! Каждая компания спрашивала то же самое. Мы ответили: не имеет значения, сколько будет продано на бирже. Совершая сделку, ты не обязан выйти на поставку, поскольку речь идет о финансовом инструменте. Если позиция открыта для хеджирования и о продаже физического товара речи не идет, тебя никто не может заставить держать открытую позицию до экспирации и выходить на исполнение фьючерса поставкой. Именно поэтому речь и не идет о минимальном объеме поставок. Да и установить этот минимальный уровень невозможно, иначе это убьет всю фьючерсную торговлю. Что это будет за цена, если ты обязан делать поставку?
– Хорошо, тогда какова доля физических поставок нефти от общего объема заключенных фьючерсов на мировых нефтяных биржах и на какую долю рассчитываете вы?
– Если мы возьмем одну из крупнейших мировых бирж по торговле нефтяными контрактами – Чикагскую товарную биржу (CME), то увидим, что выход на физическую поставку составляет лишь около 1% от объема торгуемых контрактов. В основном этот объем приходится на процедуру обмена фьючерсов на физическую поставку. Совсем незначительный объем (тысячные доли процента) составляют поставки через биржевые процедуры, если участник торгов решает исполнить фьючерс поставкой.
Но надо учесть, что CME ориентирована преимущественно на торговлю «бумажной» нефтью. Иной пример – Дубайская биржа, ориентированная в первую очередь на «физику». Здесь физические поставки составили по итогам 2015 г. около 200 млн баррелей, или 11% от объема торгов. Удобный, отработанный биржей механизм исполнения фьючерсов поставкой привлекает новых участников, в результате чего продолжается рост объемов поставок по биржевым сделкам.
Получается, что обе модели – рабочие, и они не противоречивы. Работая над привлечением разных категорий участников торгов – производителей, трейдеров, арбитражеров, мы должны дать рынку нужные ему механизмы и процедуры для самых разных типов операций как с «бумажной», так и с физической нефтью.
– Недавно президент «Роснефти» Игорь Сечин жаловался, что именно стратегии финансовых игроков стали причиной страданий реального сектора. По его словам, нефтяники «недооценили тот факт, что финансовые участники рынка не знают ограничений в решении своих чисто финансовых задач и готовы тестировать любые ценовые уровни – вплоть до $10 за баррель». А вы как раз предлагаете развивать финансовые инструменты и бумажный рынок нефти.
– А что Игорь Иванович еще сказал в том же выступлении? Что образовался огромный разрыв между финансовым и физическим рынком, потому что нынешний бумажный нефтяной рынок – финансовый. А мы хотим через поставку соединить физический и финансовый рынки. И ты здесь уже «не оторвешься».
– Если вы хотите поднять цену Urals, сработает ли система в правильном направлении? При таком избытке нефти на рынке основным покупателям легче будет пойти и купить нефть где-нибудь подешевле, со скидкой – у Ирана, Саудовской Аравии, – взамен российской.
– В качестве своей задачи мы видим создание системы прямой и справедливой оценки российской нефти. Понятно, что эта система должна работать вне зависимости от того, на каком уровне находится цена – высокая она или низкая. Есть модель ценообразования. Если ты меняешь ее и говоришь – будет прямое ценообразование, а не непонятный дисконт от величины, которую кто-то оценивает, и будет прямая котировка, фактор цены не имеет значения. Высокая они или низкая, какая разница. Она просто будет, и все.
– Вы, как биржевик с большим опытом работы, считаете, что топливно-сырьевая биржа нужна? Ведь принципы бизнеса и рынки сильно изменились, благодаря новой инфраструктуре все ушло в электронную торговлю.
– Я не так поставил бы вопрос. Вопрос – для чего она нужна. Ответ простой, из реальной жизни вытекает.
Во-первых, биржа – это эффективный канал сбыта. Вы не забывайте, СПбМТСБ – прежде всего биржа реального товара, а не финансовая. У нас каждая сделка по газу, нефти, нефтепродуктам, СУГ [сжиженным углеводородным газам] заканчивается поставкой. Практика работы последних лет показала, что компании-продавцы эффективно научились пользоваться биржей как каналом сбыта. Каждая компания мониторит, где выгодно работать, проводит анализ рынка (долгосрочные контракты, краткосрочные, биржевые, внебиржевые), сравнивает, где цены реализации лучше.
Если бы на бирже было невыгодно продавать, объемы торгов сейчас бы в 2 раза не превышали уровня, требуемого совместным приказом Минэнерго и ФАС. Есть просто разные каналы сбыта, с помощью которых достигаются разные цели: долгосрочные контракты дают глубину проникновения рынка и определенность, и за длительный срок, как правило, платится какая-то премия по сравнению со спотом. Краткосрочный контракт дает возможность пользоваться конъюнктурой, когда это тебе удобно. Биржа зарекомендовала себя как эффективный канал сбыта. Возьмите газ. Как только на рынке образовывается намек на избыток газа, куда идти? На биржу. Это удобно, и можно быстро реализовать газ, есть доступ ко всей клиентской базе.
Во-вторых, биржа – это источник рыночной информации, которая показывает, что происходит и где находится цена. Все привыкли получать информацию на бирже, но еще пять лет назад многие бы просто не поверили, что следить за ценами можно будет с помощью биржевого индекса. А сейчас цену на бензин можно узнать на СПбМТСБ – есть индикатор, и это всем понятно. Индикатор, отображающий реальную картину, конечно, быстро не сформируешь – на это требуется несколько лет. Биржа дает информацию, которая удобна и доступна для всех – и для регуляторов, и для компаний, и для населения.
– Но есть же специальные агентства, например Platts, которые предоставляют информацию по нефтяным ценам. Зачем нужна еще одна структура?
– Вопрос качества информации. Вся наша информация – о реально заключенных сделках, и все индексы посчитаны на их основе. Вы знакомы с методологией ценовых агентств? У них есть иерархия ценовых событий, самое высокое место в которой занимает информация о реально заключенной сделке: она самое ценное для них. Но как они ее получают?
– Позвонив трейдерам.
– Трейдер сказал: я заключил сделку по такой-то цене. Наверное, он сказал правду. Но информация получена устно, ты не знаешь, все он тебе сообщил или не все. Может, он рассказал только про один танкер, а про второй танкер, где ему цена не понравилась, просто не сказал. Если нет информации о заключенной сделке, приходится учитывать спрос и предложение, несущие какую-то ценовую информацию. Если их нет, смотришь на фьючерс на ICE… В целом же публикуется не цена, а так называемая оценка. А мы за свои цены отвечаем, поскольку информация следует из реально заключенных сделок. Плюс к этому наша задача – не собирать ценовую информацию из разных источников, а предоставлять платформу для формирования прямой рыночной цены через сделки.
– Когда сырую нефть можно будет купить на бирже, профессия трейдера умрет?
– Конечный потребитель, НПЗ, скорее всего все равно будет работать с трейдером. Если проанализировать внутренний рынок нефтепродуктов, разве много конечных потребителей на бирже? Нет. Потому что биржа плохо работает? Нет. Просто работа с конечным потребителем всегда ведется индивидуально: скидки, рассрочки, привезите туда, отгрузите там. Биржа этого сделать не может. Трейдер покупает то, что ему надо, и формирует то, что нужно клиенту. По мере стандартизации рынка и повышения степени доступности количество клиентов будет увеличиваться, но это не значит, что они вытеснят трейдеров. Трейдеры смазывают собой это колесо, поэтому оно и крутится.
– Иран сейчас наращивает поставки нефти. В будущем возможно, что иностранная нефть тоже станет торговаться через вашу биржу?
– У нас есть хорошие шансы со временем привлечь к нашему проекту не только нашу нефть, но и нефть близлежащих государств. Очень живая тема. Азербайджанская Socar чем интересна? Добывали, продавали, а потом решили – хотим построить трейдинг! Потратили время, деньги, построили. Вот так работает! (Поднимает большой палец вверх.) С нашими компаниями может то же самое случиться, у «Лукойла» есть международный трейдер – Litasco. Мы с ними встречались, разговаривали. Люди все понимают, говорят: да, давайте быстрее делать, будем торговать.
– Учитывая геополитический разворот России на восток, можете сказать, проявляют ли интерес китайские инвесторы к торгам нефтью на бирже?
– Очень большой интерес у восточных и южноазиатских трейдеров – в первую очередь китайских и сингапурских. Иностранный участник сейчас на внутренний рынок напрямую выйти не может, нужно для этого иметь «дочку» в России. Но в будущем крупные западные трейдеры смогут стать участниками торгов поставочными фьючерсами. Центральный банк вышел с инициативой поменять для этой цели законодательство. Мы очень высоко оцениваем такую поддержку.
– За рубли когда-нибудь будем нефтью торговать?
– Может быть, со временем будет торговля в рублях. Но контракт, с которым мы будем выходить на рынок, будет в долларах. Причина простая: все мировое ценообразование по нефти сейчас ведется в долларах. Хочешь запустить что-то, не делай слишком много нововведений, потому что «ослик может и сдохнуть», если его сильно перегрузишь. Мы считаем, что деноминация контрактов должна быть в долларах – привычная котировка. Платежи по контрактам – депозитная маржа и т. д. может пересчитываться в рублях, но наша клиринговая организация умеет работать и с рублями, и с долларами, и с банковскими гарантиями. Поэтому разные виды активов будут приниматься в обеспечение – если кто-то рублями хочет заплатить, то пожалуйста.
– Нефтедобывающие страны, в первую очередь ТНК-BP. Позже эти фьючерсы были выведены из обращения, а их участники переориентировали свои операции на фьючерсы с большим объемом – 1 т, так что карточный фьючерс имел здесь стимулирующее воздействие. Сейчас линейка наших инструментов дает возможность участникам рынка эффективно хеджировать ценовые риски. Однако инструментарий срочного рынка в российском товарном секторе – это непростая тема, она является более сложной для компаний, чем торговля «на споте». Для того чтобы привлечь на данный рынок больше трейдеров – операторов физического товара, конечных потребителей (тех же сельхозпроизводителей), необходима постоянная кропотливая работа в области маркетинга и образования, которую и ведет СПбМТСБ.
Газ
– «Газпром» уже начал торги газом в Европе. Была информация, что биржа может принять участие. Ведете переговоры?
– Нам это интересно, имеются конструктивные предложения по совершенствованию и развитию аукционов. Но пока никаких договоренностей не достигнуто.
– Вы сейчас активно развиваете внутренние торги газом. Говорили, что целевой объем продаж для биржи СПбМТСБ – 30–35 млрд куб. В этом году такой объем получится продать?
– В прошлом году через биржу было продано 7,6 млрд куб. м газа. В этом году ставим задачу выйти к декабрю на объем продаж 3 млрд куб. м в месяц, что должно означать выход на годовой уровень продаж в 35 млрд куб. м. Это примерно 5–10% от объема поставок на внутренний рынок – столько нужно продавать на бирже, чтобы цена стала репрезентативной. «Газпрому» можно продавать на торгах до 17,5 млрд куб. м газа, но это не обязывающее, а разрешительное условие согласно существующей нормативной базе.
– Участие независимых производителей на бирже вырастет?
– Вырастет, в этом году будут новые игроки на бирже, а те, кто уже торговал, могут увеличить поставки. У «Новатэка», например, сначала особого интереса не было, но, когда в начале года выяснилось, что остается лишний газ, они пошли на биржу, стали активнее продавать. Наиболее перспективны большие компании, но у них заключены долгосрочные контракты, нужно время для достижения нового баланса долгосрочных договоров и спотовых сделок. Все это приведет к росту числа игроков.
– Независимые теснят «Газпром» на внутреннем рынке, почему он не пытается продать больше на бирже?
– Действительно, биржа – прекрасный механизм для конкуренции. За счет снижения цены, в том числе и ниже регулируемой, не только «Газпром», но и другие производители могут гибко реагировать на изменение конъюнктуры и бороться за долю на рынке. Думаю, что оценивать экономическую эффективность операций на бирже надо исходя не только из цены реализации, но и из объемов продаж. Региональные газовые компании активно участвуют в биржевой торговле, понимая это.
– Вы сказали, что биржа – канал сбыта для независимых производителей, но внутренний спрос не растет и покупателей из-за работы биржи не прибавится.
– У существующих механизмов сбыта газа есть большая инерция, в связи с чем интерес многих независимых производителей газа к участию в торгах пока действительно ограничивается объемами газа, не выбранными по прямым договорам. Это специфика системы формирования долгосрочных и годовых планов, необходимо ее совершенствовать.
Даже в условиях отсутствия роста общего спроса у потребителей у большой группы средних по масштабам независимых производителей газа есть значительный интерес к выходу на биржу в связи с тем, что сегодня они продают газ крупным компаниям по ценам существенно более низким, чем даже цены на биржевых торгах.
Что касается интереса потребителей, то более чем 70% субъектов РФ, расположенных в зоне единой системы газоснабжения, имеют сегодня регулируемые цены на ГРС с учетом всех надбавок на более высоком уровне, чем биржевые цены.
Но как потребители, так и производители сегодня далеко не все участвуют в торгах, требуется время для освоения новых подходов в работе. Но надо отметить, крупные промышленные холдинги достаточно хорошо освоились. Для них биржевая торговля дает существенный рост эффективности, как за счет более низких цен газа, так и за счет комфортных условий торговли. Снимаются проблемы допуска в ГТС, по организации транспортировки, выбивания долгов за газ и т. д.
– Создание индикативной цены на газ увязано с серьезными последствиями, поскольку можно будет отпустить цены на внутреннем рынке. А это значит, что «Газпром» может начать возвращать крупных потребителей, независимые производители в ответ захотят увеличить поставки на экспорт и аргументов у них прибавится. Но объем продаж сильно зависит от «Газпрома», получается, по сути, он сам должен решить, реформировать ли рынок: если он увеличивает объем торгов, одновременно неминуемо запускается реформа.
– Это один из сценариев. В этом году мы сможем выйти на уровень 3 млрд кубов в месяц, т. е. 30–35 млрд куб. м в год, в том случае если несколько крупных игроков, в том числе «Газпром», для себя решат: мы этого хотим. Еще один возможный фактор – появление по газу совместного приказа ФАС и Минэнерго по образцу рынка нефтепродуктов с установлением определенной планки по объемам биржевых продаж. Государство может сказать, что не хочет ждать, пока кто-то раскачается, и желает ускорить появление индикатора. Это значит, что через какое-то время последствия будут примерно такими, как вы описали. Это все понимают.
– Кто понимает? У «Газпрома», кажется, понимания нет, у Минэнерго, судя по концепции развития внутреннего рынка газа, которая фиксирует статус-кво на ближайшие несколько лет, тоже.
– Об этом говорили на президентской Комиссии по вопросам стратегии развития топливно-энергетического комплекса и экологической безопасности [заседание состоялось 27 октября 2015 г.]. Решение пока не принято, но это не так важно. Траектория обозначена, по какой-то из этих развилок нужно будет пойти... Но государство вместе с другими интересантами должно определиться, как должен быть устроен внутренний рынок газа. Пока такого видения нет, невозможно сказать, с какой скоростью нужно применять административный рычаг к развитию биржевой торговли. Потому что, если ты его дернешь слишком сильно, запустятся эти последствия. Поэтому мы сейчас идем размеренными шагами, сильно не давим. Мы не кричим: «Давай быстрей и больше газа завтра на биржевые торги!» Последствия понятны: вывалишь газ, цена упадет. В связи с этим мы считаем приоритетным не безудержную гонку за рост объемов биржевых торгов газом, а создание инструментария и качество технологии биржевой торговли во всех звеньях.
– У вас какие ощущения: государство все-таки готово реформировать внутренний рынок газа? Этот вопрос обсуждается уже несколько лет и пока безрезультатно. В последнем протоколе президентской комиссии про газ написано скупо, в основном старые предложения.
– Я вижу, что государство хочет заниматься этой проблематикой, об этом говорилось неоднократно и очень конкретно. В протоколе по итогам президентской комиссии задача поставлена – пересмотреть программные документы. Тема тяжелая, поэтому так долго все тянется. Много интересов сталкивается, есть противодействие со стороны тех игроков, которые считают, что их интересы учтены недостаточно. Это нормальная ситуация.
– Сейчас на бирже достаточные объемы торгов, чтобы ваша цена отражала реальное соотношение спроса и предложения?
– По рынку нефтепродуктов отображает. По рынку газа объемов ликвидности пока недостаточно. Самое главное – это доверие к индикатору. Бенчмарк становится ценовым ориентиром не потому, что его так кто-то назвал, а потому, что трейдеры стали использовать его как ценовой ориентир и начали закладывать эту цену в долгосрочные контракты, государство стало от него рассчитывать пошлины и т. д. На то, чтобы бенчмарк появился, требуется время.
О бирже
– Вы торгуете не только нефтью, газом, но и лесом. Какие перспективы у этого направления, какие планы?
– Мы лесную тему копаем одновременно по нескольким направлениям. Первая линия называется биржевые торги. С 2014 г. стартовал пилотный проект на территории Иркутской области в рамках выполнения поручения президента Российской Федерации. Основные цели – повысить прозрачность данного рынка, создать условия для формирования ценовых индикаторов, повысить налоговые поступления для государства, гарантировать легальность происхождения товара и др. Начав с Иркутской области, мы ведем расширение регионального покрытия: Башкирия, Красноярск, еще несколько регионов. Вторая линия связана с вопросами стандартизации. Лес – тяжелый продукт, не очень хорошо стандартизуется, поэтому параллельно есть наша электронная торговая площадка – «Торг-i», через которую также реализуется древесина. Это не биржевая торговля, но это тоже способ организации электронных торгов. Объемы торгов пока небольшие – по итогам 2015 г. реализовано суммарно более 85 000 кубометров, но развитие на этом непростом рынке является весьма перспективным – к торгам привлечено внимание как государства, так и участников рынка.
– Биржа – это рыночный институт, но, с другой стороны, он может быть инструментом госполитики. Вы как президент биржи сейчас реализуете именно государственную стратегию в области торговли сырьем. Вы чувствуете себя чиновником?
– Вы знаете, я никогда не был склонен к самокопанию и выяснению, кто же я такой на самом деле. Я, конечно, много общаюсь с чиновниками, но много общаюсь и c компаниями.
– А мышление у вас государственного человека? Есть бизнес-ориентированные люди, которые принимают решения, исходя из максимизации финансовых результатов. Государственное мышление иногда предполагает другое: обеспечение социальных интересов, стабильность и т. д.
– Любая биржа сталкивается с тем, что всегда надо соблюдать баланс интересов. Биржа – это что? Это коммерческая организация, чтобы зарабатывать деньги? Или это публично доступная инфраструктура, которая должна быть и ею все пользуются? Биржа – это баланс. Акционеры регулярно задают вопросы: какие у вас бюджеты, какая прибыль, будете ли вы платить дивиденды. Когда я это слышу, я понимаю, что люди воспринимают биржу в том числе как коммерческую инвестицию. И это нормально.
– А зачем вы пришли на СПбМТСБ это все делать?
– Интересно.
– На ММВБ стало не интересно? Чем вас привлекли на cырьевую биржу – деньгами?
– Интересной задачей. А вообще, если вам кто-то будет говорить, что у него нет никакой денежной мотивации, это будет враньем. Конечно, денежная мотивация есть, но она не главная. Меня всегда привлекали интересные проекты. Это очень интересный проект, потому что здесь ты строишь новую инфраструктуру российского энергетического рынка. А сейчас мы замахиваемся уже на международный проект...
– Можете раскрыть итоги 2015 г.? Дивиденды платили?
– Дивиденды выплачивали по итогам 2014 г., по итогам 2015 г. не выплачивали, по итогам 2016 г. акционерам предстоит решить. По нашим предварительным оценкам, финансовые результаты в 2015 г. выше 2014 г. и превысили наши планы. По итогам 2014 г. мы выплатили в качестве дивидендов 25% чистой прибыли.
– Есть ли кандидаты в новый совет директоров биржи?
– Конечно. Но я не знаю, как проголосуют акционеры. Каждый год кандидатов в совет директоров больше.
– Можете сказать кто? Новички есть? Игорь Иванович остался?
– На эти вопросы я вам не отвечу.
– Как у вас строятся отношения с акционерами – «Роснефтью», «Зарубежнефтью», «Сургутнефтегазом» и др.?
– Очень хорошо. Контакт постоянный. Все нефтяники уже научились пользоваться биржей, и это очень большой плюс. Биржа не воспринимается как что-то чужеродное, навязанное.
– Влияние акционеров на биржу пропорционально их доле в составе акционеров или статусу того или иного топ-менеджера, весу на рынке?
– Всего есть по чуть-чуть.
– Похоже, вам удается со всеми договариваться. Компании между собой конфликтуют, а вы всех устраиваете?
– А какие варианты? Кто-то конфликтует, кто-то дружит, не все так однозначно. Это реальный бизнес – с деньгами, у всех собственные бизнес-интересы, которые они отстаивают. Мы недавно проводили комитет по стратегии – сидели, как сейчас с вами за этим столом: Дидье Казимиро из «Роснефти», возглавляющий комитет по стратегии, Владимир Назаров из «Транснефти», Азат Ягафаров из «Татнефти», Кирилл Акатнов из «Зарубежнефти». Сидели и разговаривали – бюджеты, развитие биржи обсуждали. С руководителями компаний мы также общаемся.
– Какие-то изменения в составе акционеров предполагаются?
– Пока нет. Обращений было много со стороны и российских компаний, и иностранных, в первую очередь инвестфондов.
– Почему столь высокий интерес?
– Они же видят: биржа быстро развивается. Мы прошли довольно большой путь – в 2008 г. были созданы, в 2009–2010 гг. получали сплошные убытки, в 2011 г. вышли в ноль, в 2012 г. сознательно понесли убытки, увеличив расходы, но тем самым обеспечили инвестиции в развитие. Наши инвестиции – это прежде всего люди и программно-технический комплекс.
– У вас много свободы в принятии решений? Если вы что-то предлагаете, акционеры активно участвуют в обсуждении? Не мешают?
– Активная позиция акционеров всегда помогает. Апатия хороша, только если ничего не нужно менять. Но у нас-то задача другая, мы всегда хотим что-то изменить. Наши акционеры одновременно наши клиенты. Не будет активной позиции у них, ты ничего не сделаешь. Мы договариваемся, как в любом бизнесе.
– Вы не акционер?
– Я – нет. Согласно уставу биржи, акционерами могут быть только юридические лица.
– Вы работаете здесь с 2011 г. У вас контракт на какой срок?
– Один уже кончился, сейчас новый действует.
– Сколько еще предстоит работать по новому контракту?
– Пока акционеры по-другому не решат. На самом деле ни долгосрочный, ни краткосрочный контракт ни от чего не защищает – руководитель организации может быть уволен в любой момент. Сколько ты нужен, столько и работаешь.
Галина Старинская, Екатерина Кравченко, Алина Фадеева
|
